Таус Махачева и ее «Путь объекта»

Супер Таус

— Ты выиграла Премию Кандинского с видеоперфомансом «Без названия 2». Почему выбрала другой проект для триеннале, или его отбирали кураторы?

— Выиграла премию не я, а Супер Таус (альтер-эго художницы) — моя подруга супергероиня, с чем я ее, собственно, и поздравила. Правда, у нее на все свои планы, и премией она распоряжается по своему усмотрению. «Гараж» пригласили именно Таус Махачеву, а не Супер Таус, поэтому именно Махачева обсуждала с кураторами, какую работу выбрать.

   Моя директория называется «Верность месту», ее курирует Андрей Мизиано, с которым мы долго обсуждали, какая работа лучше ляжет в общий контекст и будет говорить как на локальном, так и на международном художественном языке. Это всегда процесс и всегда обсуждение. Дополнительно мы придумали эту интервенцию в кафе музея «Гараж» с консоме «Барятинский» и так называемой усатой кубачинской ложкой.

«Усатая ложка» в "Гараж"

— Расскажи подробнее про этот проект. Кубачинская ложка в кафе «Гаража» временно или на постоянной основе?

— Это блюдо, которое сможет заказать любой посетитель, пока длится триеннале. Оно доступно в двух вариациях: первое — это консоме «Барятинский», которое реально существовало при жизни генерала, второй вариант это то же самое консоме, но в комплекте с кубачинской ложкой «супильтар», которая является копией старинной кубачинской ложки 1-й четверти ХХ века, хранящейся в коллекции ДМИИ им. П. С. Гамзатовой.

   «Супильтар» переводится с кубачинского языка как «усатая ложка», то есть предназначенная для усатых мужчин. Ее можно унести с собой в качестве некоего артефакта или сувенира. Конечно, во втором случае цена будет совсем другой, поскольку все ложки — это ручная работа мастера Казбека Аликова. А вообще, меня удивило существование специальной ложки, чтоб не замочить усы, но затем я нашла похожие приспособления. Например, в викторианской традиции были специальные фарфоровые чашки с перемычками для усов.

— Подобные приспособления есть во всех культурах?

— Во многих. В разных культурах есть большое количество чашек и ложек, которые немного отличаются от стандартных, как раз для того, чтобы меньше мочить усы и бороду. Консоме в «Гараже» это такое смешение двух типов знания и двух культур. Почему я это так описываю? Потому что с одной стороны у тебя появляется одна культура, которая что-то завоевала, с другой стороны другая культура, у который есть свой тип знания, свое декоративно-прикладное искусство. И, мне кажется, в этом смешении как раз и формируется вопрос. Ну и плюс мне в последнее время нравится выходить за рамки стандартного экспозиционного показа и по-разному взаимодействовать со зрителем.

— Можно ли назвать это попыткой проникновения к зрителю с гастрономической стороны?

— Да, напрямую. Прямо в желудок. Кстати, хорошее название: «Прямо в желудок».

«Путь объекта»

— Ты обновила «Путь объекта», раньше это был кукольный театр, а теперь еще и аудиоинсталляция. Что мы в ней услышим?

—У этого проекта было три этапа. Впервые я сделала работу в диалоге с Андреем Мизиано для выставки «Зачарованный странник», которая проходила много лет назад в музее на Чукотке, также при поддержке музея «Гараж». Был такой черный ящик, в котором висели эти марионетки, и были небольшие тексты с описанием объектов. То есть был уже некий голос, но в текстовом варианте.

   Вторая версия работы была представлена на выставке «История требует продолжения», проходившей в Дагестанском союзе художников. Ее курировал Алексей Масляев. В нее мы уже добавили кукольный театр и постановку, где марионетки приобрели голоса. Сценарий для постановки написал Андрей Корешков, базируясь на том материале, который я ему предоставила. Мы привлекли прекрасную актрису кукольного театра Екатерину Касабову, которая и управляла этими марионетками.

   А уже на третьем этапе я решила, что новый тип жизни для этой работы — аудиоинсталляция, основанная на том же сценарии, который написал Андрей. Для этого мы сейчас записываем аудиотрек. Для детской программы «Гаража» мы привлечем актера из Театра Образцова.

— Триеннале будет посвящено «духу времени» и осмыслению разнообразных социальных тенденций, формирующих региональную художественную жизнь. Какая, на твой взгляд, основная социальная тенденция, характеризующая художественную жизнь в Дагестане?

— Я не знаю, какая основная, могу сказать, что интересно лично мне, а меня всегда заинтересовывает связь с реальностью. Для меня это, конечно, диалог с нашим декоративно-прикладным искусством, диалог с человеком и со своей повседневностью. Мне кажется, то же самое можно сказать и в отношении Мурада Халилова. Он в своей практике просто до максимально высшей точки напряжения связан с реальностью. Делает свои работы о том круге, который его окружает, и о тех переживаниях, которые он чувствует.

Искусство Дагестана

— Если мы заговорили о дагестанском искусстве, то как ты можешь охарактеризовать его? Его основные темы и мотивы, которые ты лично замечаешь?

— Я была на встрече с Апанди Магомедовым в ДГМОМ и была на его выставке. Смотрела работы и то, какая атмосфера окружает его в мастерской, и это действительно все перетекает. Например, какие-то очень серьезные точки отсчета действительно связаны с визуальной составляющей горского быта, повторяющихся мотивов, связанных с этим и декоративно-прикладным искусством.

   Он использует методы повторения, редуцирования, чтобы, как мне кажется, задавать зрителю вопрос: «Что делает природа, и что делает человек?» Важно ли прикосновение художника, важна ли такая реальность, или все это повторение можно синтезировать совершенно по-другому. Он, конечно, говорит языком прикосновения, а не каких-то механических манипуляций. Но, понимаешь, это тоже какие-то мои фантазии. Я всего лишь художник, я не претендую на роль искусствоведа и, не дай Бог, теоретика (смеется).

— Каких дагестанских художников ты отмечаешь лично для себя? Помимо Мурада Халилова, потому что его отмечают все.

— Конечно, Ибрагим Супьянов, Апанди Магомедов. Из молодых мне нравится Шамиль Ахмед, Муса Гайворонский, правда, я не видела его последних работ, но это мое упущение. Мне нравятся новая серия Тимура Мусаева-Кагана «Исход».

— Ты широко известна в Москве и за границей, но, сама понимаешь, что в Дагестане нет аналогичного интереса к современному искусству. Как ты считаешь, получила ли ты от дагестанской публики ту отдачу и тот фидбэк, на который рассчитываешь?

— Вообще, наш человек склонен понимать художественный диалог, если с ним его вести. А по поводу того, получаю ли я ответную реакцию от зрителей, то да! Не так давно выступала на форуме в Национальной библиотеке с небольшим докладом, и такого восторга от публики в Дагестане я не чувствовала давно, я была очень тронута.

— Ты не считаешь, что интереса нет просто потому, что с людьми вообще мало кто об этом говорит?

— Именно. Я в тот день выступала в формате рассуждения о роли современного искусства: как с ним жить и с чем его есть. И, как мне кажется, люди действительно поняли мой посыл. Скептическое отношение большей части дагестанцев к искусству это в первую очередь результат проблемы финансирования культуры по остаточному принципу. Урезание бюджета региональных музеев, характерное для всей нашей страны.

— Cупер Таус — это такой гипертрофированный образ идеальной дагестанки в патриархальном мире. Является ли это некой рефлексией по жизни, которая могла бы у тебя быть, получи ты другое образование и родись в другой семье?

— Конечно! Мне вот совсем недавно задали аналогичный твоему вопрос: «А когда Супер Таус не совершает никаких подвигов, что она делает?», на что я ответила: «Она живет!» У «нее» филологическое образование, «она» работает, живет в горах со своей семьей, сейчас сама строит дом. Это моя параллельная жизнь, которую я полностью уделяю своей семье и хозяйству.